Лемуры: Ай-ай

Представляю вам самого загадочного лемура, возведенного для многих любителей приматов в ранг несбыточной мечты хотябы раз в жизни его увидеть, не то что завести у себя дома.

Благодаря книге "Ай-ай и я" Джеральда Дарела, которую мы с вами сможем прочитать в этом разделе многие люди по всему земному шару заболели этим зверьком. Когда я занимался лемурами ко мне приходили письма от людей из российской глубинки, которые всю жизнь копили деньги, чтобы съездить на Мадагаскар, чтобы хоть раз увидеть лемура ай-ай в живую.

Если бы Вам в голову внезапно пришла идея обрить наголо лемура ай-ай, то стоящий на своих задних лапах в полный рост он наверняка напомнил бы Вам небезызвестного Горлума из «Властелина колец» Толкиена.

Это странное создание с острова Мадагаскар отличает необычайно длинный средний палец и просто огромные глаза, которые так и хочется назвать печальными. Кстати, бедняжке есть от чего печалиться – на сегодняшний день сохранился всего лишь один вид этого таинственного животного. А ведь когда-то эти зверьки, ведущие исключительно ночной образ жизни, населяли практически все дождевые леса Мадагаскара. Печальная история практически полного исчезновения этого животного уходит своими корнями в мрачное средневековье. Как и обычная кошка, этот лемур из-за своей готической наружности и чрезвычайно необычных повадок (о которых Вы еще узнаете) нарекся дьявольским животным и рьяно истреблялся малагасийцами. В отличие от кошек, которых вряд ли можно назвать редким животным из-за их повсеместного распространения и большой плодовитости, несчастный ай-ай (или «руконожка») практически исчез с Мадагаскара, а значит и с лица Земли. На сегодняшний день существуют очень большие сложности в программе сохранения этого вида – животное практически не размножается в неволе, имеет очень сложный жизненный цикл и его естественная среда обитания – влажный тропический лес Мадагаскара – практически уничтожена человеком. В 1966 году шесть лемуров Ай-Ай были перевезены в заповедник Нози Мангабе на северо-востоке страны. В настоящее время этих лемуров туристы смогут увидеть в природе в районе Андасибе и Нози Мангабе.

Когда ученые впервые начали изучать ай-ай, то на первых порах никак не могли прийти к согласию по поводу названия. Его передние острые зубы растут постоянно как у кроликов или крыс, именно по этой причине руконожку чуть ошибочно не отнесли к семейству грызунов. Потом их поставили в тупик подвижные уши как у летучей мыши и пушистый беличий хвост. А уж чрезвычайно чувствительные пальцы передних конечностей с особо длинным средним пальцем просто невозможно встретить ни у одного другого животного! На сегодняшний день о лемуре ай-ай известно немного. Обитает руконожка в восточной части Мадагаскара, питается личинками насекомых, орехами и некоторыми растениями. Очень заботится о своих детенышах, с которыми обычно не расстается в течение семи месяцев после их рождения. Строит укрытия в ветвях деревьев и там же проводит большую часть времени, но иногда все же спускается на землю и передвигается, опираясь на все четыре конечности. Своим длинным тонким пальцем, прозванным «скелетным», ай-ай вначале «простукивает» кору деревьев, вынуждая спрятавшихся там личинок насекомых испуганно менять местоположение. Руконожка своими чувствительными ушами чутко улавливает малейшее движение и, используя все тот же знаменитый палец ловко «выуживает» насекомых из-под расщелин коры.

Известный писатель и натуралист Джералд Даррелл (и один из основателей Фонда Защиты Дикой природы) в свое время путешествовал по Мадагаскару, изучая руконожку, и даже написал книгу под названием «Я и Ай-Ай». Даррелл пытался вывезти с острова нескольких животных для того, чтобы попробовать «прижить» их в своем зоопарке на острове Джерси. Даррелл описал внешний вид ай-ай как «дьявольскую черную кошку из книжки Толкиена». Сейчас в Фонде Защиты Дикой Природы даже существует клуб изучения лемура ай-ай.

:192: Видеоролик о Ай-ай (1,8 мб)

А вот как выглядит малышка ай-ай :)

И это единственный вид из семейства руконожковых (Daubentoniidae) приматов на земле !

Одно из редчайших животных планеты (на 2005 — несколько десятков особей, занесён в Красную книгу). Имеет бурый окрас в белую крапинку и большой пушистый хвост.

ПРЕДИСЛОВИЕ

От имени всех ведущих членов экспедиции я выражаю самую искреннюю благодарность телекомпании "Чэннел телевижн инкорпорейтед" (о. Джерси) и Джерсийскому тресту охраны диких животных за большую финансовую помощь в проведении этой экспедиции; Международному тресту охраны диких животных и корпорации "Тойота", подарившим нам по вездеходу "тойота"; авиакомпании "Эйр-Маврикий" за покрытие расходов на международный авиаперелет членов экспедиции, телегруппы "Чэннел телевижн", перевозку животных и багажа.

Выражаем также искреннюю признательность правительству Мадагаскара, выдавшему нам разрешение на экспедицию, в частности Службе вод и лесов, а также директору и сотрудникам Ботанического и Зоологического парка Цимбазаза за превосходный уход за животными перед их транспортировкой на Джерси.

Экспедиция не достигла бы такого успеха без огромной помощи, опыта и воодушевления со стороны стольких людей на Мадагаскаре. Всем им мы выражаем нашу сердечную благодарность. Вот они: Ролан Альбиньяк; Деннис и Хелен Эми; Бенджамен Андриамахаджа; Мина Андриамасиманана; Элан Хиклинг; Оливье Лангран; Мартен Николль; Жульен Рабесоа; Мианта Ракотоариноси; Жорж Ракотонариву; Раймон Ракотониндрина; Виктор-Соло Рандрианаиворавелона; Селестина Раваоаринороманга; Дон Рид; Лисиа Роже; г-н и г-жа Ролан; Элеонора Стирлинг; Бартоломью Ваоита; Эдвард и Араминта Уитли; Фрэн Вудс; Люсьенн Вильмэ, а также все жители деревни Антанамбаобе, в особенности Марк и Марлин Марсель.

Наконец, позвольте воздать должное команде "Чэннел телевижн" за их колоссальный труд, энтузиазм и доброе настроение, которое так поддержало всех нас при экспедиции в Мананару. Назовем их: Капитан Боб Эванс, Тим Рингсдор, Микки Тоствин, Грэм Тайди, Фрэнк Цвитанович и наши два водителя-аса -- Тиана и Бруно.


ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Он спустился ко мне по веткам из темноты. Его круглые гипнотизирующие глаза сияли. Похожие на ложки уши вертелись туда-сюда независимо друг от друга, как радары. Белые усы подергивались и шевелились, точно антенны. Черные руки с тонкими, пожалуй даже утонченными, пальцами -- из которых третий был особенно вытянут,-- изящно цеплялись за ветки, подобно тому как изящно бегают по клавиатуре пальцы пианиста, играющего сложную пьесу Шопена. Он был похож на ведьминого Черного Кота из сказки Уолта Диснея; впрочем, вы, возможно, сочли бы его за пришельца с Марса, прибывшего на летающей тарелке -- если, конечно, таковая когда-либо оттуда являлась. Короче, вообразите ожившего и выбравшегося из лесной чащобы героя Кэрролловой Страны чудес.

Он спустился ко мне на плечо, заглянул в лицо своими большущими сияющими глазами и пробежал длинными пальцами по моим волосам и бороде, словно заправский парикмахер. Присмотревшись к его нижней челюсти, я обратил внимание на огромные, похожие на резцы зубы -- они все приближались; я спокойно сидел и ждал, что же будет дальше. Он издал короткий фыркающий звук вроде "гхм", а затем опустился ко мне на колени. Его внимание привлекла моя трость -- он пробежался по ней пальцами, будто по флейте. Затем наклонился вперед и дважды аккуратно куснул ее своими огромными зубами, едва не перекусив пополам. Но, к его великому огорчению, там не нашлось никаких личинок, и он вернулся ко мне на плечо и снова нежно, как тихий бриз, погладил мне бороду и волосы.

Потом, к немалой моей тревоге, нашел мое ухо. "Вот уж где,-- подумал он,-- скрываются огромные и необычайно сочные личинки жуков". Он осмотрел ухо, как гурман изучает меню в ресторане, и запустил туда свой длинный палец. Я испугался, что сейчас оглохну,-- вот, Бетховен, тебе и товарищ по несчастью, подумал я. Но, к своему удивлению, я едва почувствовал, как его палец искал в моем ухе желанные лакомства. Не обнаружив ничего сочного и ароматного, он еще раз разочарованно хмыкнул и удрал обратно во тьму ветвей.

Так состоялась моя первая встреча с ай-ай, и я понял, что это одно из самых невероятных существ, которых мне посчастливилось встретить. Но существо это нуждалось в помощи -- и мы должны были помочь ему. Дать исчезнуть с лица земли этому удивительному и загадочному животному представлялось столь же немыслимым, как, например, сжечь картину Рембрандта, устроить дискотеку в Сикстинской капелле или снести Акрополь, чтобы соорудить на его месте отель "Хилтон". Тем не менее ай-ай, удивительное создание, которое обрело почти мистический статус на Мадагаскаре, по-прежнему находится под угрозой исчезновения. Это животное волшебное -- не только с биологической точки зрения, но и в сознании малагасийского народа, среди которого оно обитает и, к несчастью, погибает.

Когда это странное существо было впервые описано в 1782 году[1], в нем обнаружилась такая путаница анатомических признаков и качеств, что долгие годы ученые не могли сойтись во мнении, что же он собой представляет. Очевидно, его нельзя было отнести к обыкновенным лемурам, и одно время его причисляли к грызунам из-за мощных зубов. В конце концов порешили: пусть ай-ай останется ай-ай -- одним из лемуров, но при всем при этом уникальным жителем нашей планеты, не похожим ни на какое другое создание. Он был выделен в особое семейство и окрещен звучным именем Daubentonia madagascariensis[2].

Мадагаскар -- остров, полный магии и всевозможных табу, называемых здесь фади. В каждом уголке острова свои "фади", и потому неудивительно, что такой сверхъестественный продукт эволюции, как ай-ай, наделялся магическими силами, разнившимися от деревни к деревне, от племени к племени. Кое-где, если зверька находили близ деревни, его считали предвестником смерти и, следовательно, самого обрекали на смерть. Если на глаза попадался маленький ай-ай -- это считалось предзнаменованием, что в деревне умрет ребенок. Если крупное животное со светлой шкурой -- значит, под удар попадал человек со светлой кожей, если с темной -- темнокожий.

В других деревнях существовало несколько иное поверье: если кто найдет и убьет ай-ай возле своего дома, а затем подбросит труп на задний двор соседу, то тем самым он отведет от себя несчастье. Сосед же должен, в свою очередь, подбросить труп другому, тот -- следующему, и так далее, пока он не будет выброшен на дорогу на страх прохожим. В других местах, убив ай-ай, его связывали за руки и за ноги рафией и вывешивали при въезде в деревню; когда труп начинал разлагаться, его скармливали собакам. В иных деревнях высушивали третий, самый длинный палец ай-ай, и местный колдун использовал его для добрых или злых чар. Таким образом, возникло поверье, что такая причуда эволюции, как ай-ай, обладает волшебным пальцем.

Но самая главная угроза для ай-ай таится в другом. Поскольку жители Мадагаскара и ныне бесшабашно продолжают самоубийственную политику землепользования, при которой все новые участки животворного для страны леса вырубаются и сжигаются под посевы, не только ай-ай, но и многим другим уникальным созданиям грозит гибель. Одно время считалось, что ай-ай уже исчез с лица земли, однако его нашли, но, к сожалению, почти все участки леса, где он обитает, находятся под угрозой исчезновения.

Тем не менее волшебных чар ай-ай хватило на то, чтобы идти наперекор судьбе. Поскольку сузилась его естественная среда обитания, он приохотился к тому, что взамен насадил человек,-- плантациям кокосовых пальм, сахарного тростника и гвоздичных деревьев. Своими мощными зубами он разгрызает кокосовые орехи, выпивает содержащуюся в них жидкость и, пользуясь средним пальцем как крючком, выскребает недозрелую мякоть, похожую на желе. Он нападает на плантации сахарного тростника, и от его зубов тростник становится похожим на некий средневековый музыкальный инструмент. Он раскусывает гвоздичные деревья, выискивая личинок жуков. Представьте же себя на месте деревенского жителя, чье существование зависит от каких-нибудь пяти кокосовых пальм, крошечного участка под сахарным тростником да полудюжины гвоздичных деревьев,-- тут ай-ай становится отнюдь не магической, а реальной угрозой вашему благополучию. Стало быть, или убьешь его, или сам помрешь с голодухи.

Поскольку никто и ничто не мешает истреблять леса, то и те крошечные участки, где еще обитают ай-ай (вынужденные вести описанный выше бандитский образ жизни), обречены. Остается надеяться, что все же будут введены более щадящие методы землепользования, которые вытеснят нынешнюю разрушительную систему. Но сейчас, во имя спасения ай-ай как вида, нужно отловить несколько особей для содержания в неволе. На случай, если этот вид совсем исчезнет в дикой природе, у нас должен быть запас этих животных, которых можно будет выпустить в их естественную среду обитания (если, конечно, она тоже не будет окончательно уничтожена). В настоящее время имеются восемь ай-ай в Центре приматов при Дюкском университете в США и один в Венсеннском зоопарке близ Парижа. Очень важно отловить побольше особей для создания колоний в неволе. Джерсийский трест и решил предпринять экспедицию на Мадагаскар.

Представляю на суд читателя рассказ об охоте за Зверем с Магическим Пальцем. Я также расскажу о гигантской прыгающей крысе и плоской черепахе из Мурундавы, а еще о кротких лемурах, живущих в тростниковых зарослях у исчезающего озера. Надеюсь, что истории эти составили яркую картину одного из самых зачаровывающих островов на земном шаре.

Глава 1

ИСЧЕЗАЮЩЕЕ ОЗЕРО

Как-то в своих писаниях мне довелось уподобить Мадагаскар неумело сервированному омлету. Впрочем, умело или неумело подан омлет на стол -- дело десятое, лишь бы он был нафарширован разными вкусностями. В чем, в чем, а уж в этом-то Мадагаскару не откажешь. Четвертый в мире по площади остров, лежащий в Индийском океане к востоку от берегов Африки, от которой он откололся миллионы лет назад, знаменит тем, что девяносто процентов его флоры и фауны не встречается больше нигде в мире. Если на целом Африканском континенте произрастает всего один вид баобаба, то Мадагаскар может похвастаться семью. На Мадагаскаре обитают две трети всех живущих на планете хамелеонов, самые маленькие из которых размером со спичку, а самые крупные -- почти в человеческую руку; и чем глубже вы проникаетесь природой острова, тем больше очаровывает вас ее щедроты,-- постижение это подобно поиску сокровищ, и если таинственные леса оставить нетронутыми и тщательно исследовать, то они не раз еще поразят нас удивительными открытиями. Эта прекрасная страна, населенная милым, дружелюбным народом, простерлась на тысячу миль в лазури вод, окаймленных многоцветными коралловыми рифами и изобилующих рыбой. На этом острове самое богатое разнообразие лесов -- от густых тропических до горных; немало здесь и сухих лиственных лесов, и кустарников, колючих, словно еж; есть и карликовые, едва достигающие шести дюймов в высоту. На Мадагаскаре водятся лемуры величиной с четырехлетнего ребенка, а есть столь крохотные, что запросто помещаются в кофейной чашке. Здесь встречаются мокрицы размером с мяч для гольфа и мотыльки, подобные веерам придворных фрейлин. Отправляясь в экспедицию, подобную нашей, твердо держись поставленных целей, чтобы не позволить подстерегающим на каждом шагу соблазнам и очарованиям сбить тебя с пути.

Огромный остров фактически представляет собой мини-континент с разнообразием климата -- от влажного тропического на востоке до прохладного средиземноморского в горных местностях и знойного в покрытых колючим кустарником пустынных территориях на юге. Когда и откуда на остров пришли люди, и по сей день остается тайной для антропологов: у мальгашей прямые волосы, а язык их имеет сходство с малайским и полинезийским. Суждения о том, какими путями первые поселенцы попали на Мадагаскар, различны -- то ли они приплыли на лодках и плотах типа "Кон-Тики" откуда-то из малазийского региона, то ли с материка -- с побережья Африки. С полной уверенностью не скажет никто, но вот вам блестящее поле для полемики антропологов, на котором могут разгореться жаркие дебаты вокруг разницы в языках, способах тканья и конструкции ткацких станков, музыке и музыкальных инструментах, обычаев эксгумации умерших и многих других вещей. Существует гипотеза, что "хомо сапиенс" впервые колонизовал Мадагаскар в 500 году до Рождества Христова, что, как обычно, повлекло за собою тяжкие последствия для фауны.

Предки лемуров существовали здесь уже пятьдесят миллионов лет назад и за эти сроки эволюционировали во множество самых разнообразных видов, один из которых достигал размеров теленка. На этом острове обитала и самая крупная в мире птица -- гигантский страусоподобный эпиорнис, который, как предполагают, послужил источником вдохновения для легенды о птице Рух из сказки о Синдбаде, что могла таскать слонов себе на обед. Но сколь ни велик был эпиорнис, он вряд ли был в состоянии вот так по-разбойничьи обращаться со слонами (даже детенышами), хотя бы потому, что, как и всякий страус, он не умел летать. Причиной исчезновения этих видов считают беспощадную охоту на существ, по-видимому так и не научившихся остерегаться людей, а также расчистку лесов под поля и пастбища, разрушавшую лесные обиталища этих представителей фауны. В сравнительно короткий срок гигантские лемуры и представители вида эпиорниса исчезли. В случае с гигантской птицей человек оказался особенно неосмотрительным, так как если бы он приручил ее, то одного яйца с лихвой хватило бы для приготовления омлета с самыми изысканными специями на всю деревню.

Арабы конечно же хорошо знали Мадагаскар и основали здесь свои поселения в 1300 году. Затем, в 1500 году, Мадагаскар был вновь открыт (хотя кто его "закрывал", непонятно) неутомимыми португальцами, возглавляемыми Диего Диасом, искавшим путь к Островам Пряностей; но попытка Диаса превратить остров в свой опорный пункт потерпела неудачу. В XV веке жившие на острове племена начали объединяться -- первым возникло Королевство Скалава на западе. В начале XV века восточная часть острова стала прибежищем огромного количества пиратов со всеми присущими этому люду кровавыми поединками и упражнениями в ловкости вроде балансирования на доске,-- а уж грабежи и разбои были для них обычным времяпрепровождением (хотя чего я об этом рассказываю, мы и так можем видеть все это по телевизору!). И тем не менее народы восточной части острова быстро объединились под началом человека, отец которого был пиратом. В конце XVI века в центральной части гористой местности произошло восстание Королевства Мерина, первоначально возглавляемое королем, которого звали -- хотите верьте, хотите нет -- Андрианампоинимерина; любопытно, многим ли подданным удавалось выговорить это имя.

Примерно тогда же настал черед проникать на остров миссионерам. Сменялись короли и королевы с именами длинными, как хвосты комет, а миссионеры, видно, впустую тратили время, пока в 1869 году королева Ранавалона II наконец не приняла крещение. В 1895 году французы установили на острове свой протекторат и ввели (помимо всего прочего) рукопожатие, поцелуи в обе щеки и пустопорожнюю болтовню. Год спустя Мадагаскар стал французской колонией, и -- вот он, типичный знак благодарности колонизаторов! -- королева Ранавалона III была выслана в Алжир, где вскоре и скончалась. Монархия прекратила свое существование, но останки королевы были возвращены на Мадагаскар в 1938 году.

В 1960 году остров добился полной независимости. Хотя в 1970-х годах правительство занимало антизападную позицию, позже оно явило значительно более лояльное отношение к капиталистическим странам, чем к странам с марксистско-ленинским режимом.

Столица Антананариву предстала пред нами в лучшем свете. Симпатичные аккуратные домики из красного кирпича с деревянными балкончиками соседствовали здесь плечом к плечу с современными деловыми кварталами, на фоне которых особенно нелепо выглядели изрытые выбоинами улицы. Большое озеро Аноси, что в центре столицы, казалось высеченным из куска черного камня, а лепестки с высаженных по его берегу сотен деревьев джакаранда устилали мостовую голубым ковром, по которому суматошно двигались машины. И машины и люди, спешившие вдоль кромки озера, оказывались усыпанными голубыми лепестками. Видневшиеся на расстоянии огромные зеленые деревья казались увенчанными чем-то вроде гигантских белых цветов, пока один из таких "цветов" не снялся с веток в медленном, исполненном изящества полете; оказывается, ветви дерева дали приют целой колонии из тысяч пар больших белых цапель, которые полетели над городом к рисовым полям в надежде полакомиться рыбой и лягушками.

Как и во всех случаях, когда мы собирались в экспедицию за редкими животными, нас заваливали самой противоречивой информацией толпы доброжелателей, мороча нас на смеси малагасийского, французского и ломаного английского.

-- В каком состоянии дорога из пункта А в пункт Б? -- интересовались мы.

-- Да вы что! Не смейте даже думать ехать по ней! -- кричал один доброжелатель, которого привел в ужас сам вопрос.-- Там ямы размером с винный погреб, а местами она вообще пропадает.

От других доброжелателей мы узнавали, что дорога мягка, словно шелк; от третьих -- что ехать по ней все равно что катить по спине крокодила; и наконец, четвертые сообщали, что она куда лучше парижской рю Де-Риволи.

-- А как насчет паромов? -- спрашивали мы с надеждой.

-- Паромы? Да так, хотят -- ходят, не хотят -- не ходят. А если опоздаешь к приливу, проторчишь сутки, если не больше.

-- Вас интересуют паромы? Не беспокойтесь, по ним хоть часы проверяй.

И так все! Брать рис -- не брать; тащить с собой запас бензина -- не тащить; запасаться консервами -- зачем такие сложности. Городок Анаматаратевиолала (язык сломаешь!), через который лежал наш путь, нам обрисовали в таких радужных тонах, словно там на каждом шагу филиалы магазинов "Харродз" и "Фортунум". Но другой доброжелатель тут же докладывал, что в этом городишке пусто, как в пустыне.

В конце концов нам дали совет:

-- Расспросите Пьера. Вот кто знает все на свете. Ах, как его найти? Да спросите любого прохожего! Пьера каждый знает, он там самая уважаемая персона. Все что хочешь устроит! Вам динозавра на Эйфелеву башню? Сделает! Морозильник на Северный полюс? Чего проще!

Короче, мы так размечтались о встрече с этим благословенным кудесником, что нам уже казалось -- стоит прильнуть головой к его честной груди, и все сбудется! (Естественно, когда попадешь наконец в эту треклятую Анаматаратевиолалу, не найдешь там не то что "Харродза" и "Фортунума", но и кого бы то ни было, кто знает Пьера.)

Все вышеописанное действо происходило в баре отеля "Кольбер", где за несколькими сдвинутыми вместе столами разместилась вся компания наших доброжелателей. На столах -- целые леса бутылок пива и кока-колы, а меню с перечислением напитков выглядели так, будто это корректура гутенберговской Библии. Посреди бутылок разложены карты, справочники, самые заковыристые записки, требующие графолога из Скотланд-Ярда для расшифровки. Перед нашими глазами проходил калейдоскоп лиц -- слуг как кофе с молоком и желтых, словно кожа серны.

Когда же, изнуренные до предела, мы завалились спать, на нас обрушились полчища москитов; каждый звенел в общем хоре, словно насекомые исполняли оперу Моцарта. Вода в ванне была темно-коричневая и пахла ванилью; и утренний чай, который подала изящная мальгашка, тоже был коричневый и пах ванилью. Я подозреваю, что они просто наливают чайник из-под крана. Впрочем, первый завтрак, состоящий из плодов манго, ананаса, лими и сока свежей земляники, оживил организм, влив в ткани новые силы.

Чтобы избежать толпы доброжелателей, уже поджидавшей нас в баре, мы вышли из гостиницы через заднюю дверь -- прогуляться на рынок зума, один из самых удивительных на всем белом свете, а заодно проветриться.

Укрытый под бесчисленными белыми зонтиками, рынок издали напоминает поле шампиньонов. Здесь находится чрево малагасийской столицы. Чего тут только нет: пирамиды красных, зеленых и желтовато-коричневых стручков; пучки трав всех оттенков зеленого цвета и самых причудливых форм листьев -- полный набор для колдовской кухни злой волшебницы; наваленный грудой салат-латук и кресс-салат, источающий влагу и блестящий, словно только что отлакированный; кучки самых разнообразных специй, точно краски на палитре какого-нибудь мальгашского Тициана или Рембрандта: здесь и умбра, и розовая марена, и все виды голубого и зеленого, ярко-красного и желтого -- нежного, как бутоны крокуса; и так же, как краски на палитре художника жаждут быть смешанными с маслом и явить глазу все богатство тонов, все эти вкусности жаждут быть смешанными с маслом и обнаружить на языке все богатство вкусовых оттенков. Здесь и мешки с бобами самых необычных форм и цветов: иные круглые, иные как кирпичики, иные столь крошечны, будто булавочные головки. Дальше идут палочки лакрицы и ванили, источающие дразнящий ноздри запах; подле -- пирамиды желтовато-зеленых утиных яиц, а по соседству -- такие же пирамиды куриных, белых как мел и коричневых, как поджаренный хлеб. А вот и сами куры со спутанными ногами, лежащие в странных неопрятных связках, словно живые опахала; рядом -- утки, с тихим кряканьем беспокойно наблюдающие за снующим туда-сюда лесом из яшмовых ног.

Но вот одно зрелище сменяется другим -- перед нами возникли огромные чаны с мелкими рыбешками, блестящими как серебряные монетки, и уложенные в ряды большие рыбы, черные словно уголь. Блестели чешуей громадные карпы, надутые словно в злобе оттого, что их выловили; каждая чешуйка так отливала серебром или золотом, что казалось, будто рыбы одеты в кольчугу. За рыбными рядами тянулись мясные -- последний приют целого стада странных горбатых зебу, над чьими сочащимися кровью тушами теперь носились рои мух. Рядом находился чан с особым деликатесом -- вареными губами зебу, с которых снята кожа. Губы были прозрачные и студенистые, подрагивали, словно грязные лягушачьи лапы; кое-где торчали волоски, которые забыли удалить. Над чаном склонилась пожилая мальгашка с лицом цвета орехового дерева, одетая в лохмотья, и пробовала это жуткое лакомство на вкус, поднося тонкой вилкой к беззубому рту. Но едва нашим глазам открылись ряды, где торговали роскошно расшитыми скатертями и платьями и яркими живыми цветами в несметных количествах, для нас словно блеснула радуга в царстве смерти. Напоследок мы увидели шаткие баррикады из плетеных корзин, похожих на хрустящее печенье, подаваемое на закуску к бренди,-- так и тянуло попробовать.

Очарованные зрелищем, запахами и звуками базара зума, мы шагали к себе в номер на военный совет, как и прежде тщательно избегая толпящихся в баре доброжелателей, готовых наплести с три короба всякого вздора.

Нас было четверо: ваш покорный слуга и его дражайшая половина по имени Ли; долговязый и невозмутимый Джон Хартли -- мой верный друг, с которым мы пуд соли съели, и наш куратор по рептилиям Квентин Блоксэм, именуемый в дальнейшем Кью,-- высокий, мускулистый, с уверенным взглядом героя, готового вызволить свою суженую из лап кровожадного чудовища. Мы налили по бокалу пива и принялись обсуждать план действий.

Нам нужно было побывать в трех местах: в восточном регионе Мананары, где мы надеялись отловить неуловимых ай-ай; в лесах близ Мурундавы на западе, где предстояло проделать те же действия в отношении плоской черепахи и гигантской прыгающей крысы, и на озере Алаотра, где скрывался в камышах миниатюрный и скромный, кроткий лемур.

Чтобы сэкономить время, мы тут же решили распределить силы. Джон и Кью отправятся на двух вездеходах "тойотах" (одна была подарена нам Международным трестом охраны диких животных, другая -- расщедрившейся компанией "Тойота") в Мурундаву и разобьют там лагерь. Одновременно я и Ли отправимся на северо-восток на озеро Алаотра за кротким лемуром. В случае успеха мы привозим добычу в столицу, сдаем ее в зоопарк Цимбазаза и уже из Антананариву летим в Мурундаву для воссоединения с остальными. План кампании был расценен как блестящий, и по сему случаю мы спустились в бар и заказали дюжину маленьких, сладких и сочных малагасийских устриц.

В помощники нашим грандиозным планам на озере Алаотра мы взяли Оливье Ланграна (только что выпустившего в свет ценнейший справочник по птицам Мадагаскара) и его очаровательную и многоодаренную супругу Люсьен. Она проделала огромную работу, пытаясь отловить на озере два вида птиц (красноголового нырка и чомгу), для которых озеро было родным домом, но которые считались исчезнувшими. Люсьен сообщила нам, что работать на озере будет невозможно без Мианты. У меня защемило сердце: а вдруг речь идет еще о каком-нибудь из тех неуловимых Пьеров, которые исчезают при вашем появлении? Но, как оказалось, я недооценивал Люсьен: на следующее утро она появилась, расточая в равных количествах шарм и готовность к работе, в сопровождении очаровательного мальгаша со смеющимися глазами и широкой улыбкой. Он оказался студентом-медиком четвертого курса, уроженцем одной из тех бесчисленных деревень, что окружают озеро Алаотра, и почти в каждой у него имелось несметное количество дядь, теть, кузенов и кузин, племянников и племянниц, не говоря уж о прочей седьмой воде на киселе.

Наш новый друг немедленно оценил обстановку и взял все предприятие под свой строгий контроль. Договорились так: мы летим к озеру самолетом, а возвращаемся поездом со всем добытым нами живым грузом. Он же поедет вперед нас поездом с клетками для животных, наймет нам комнату в отельчике[3] и организует транспорт для поездок по деревням в поисках уже пойманных местными жителями кротких лемуров. Он объяснил, что именно это время года хорошо для ловли лемуров, ибо аборигены выжигают тростниковые заросли под посевы риса. К тому же над этими несчастными животными, изгоняемыми пламенем с насиженных мест, нависает угроза быть проданными как деликатесное кушанье или же как сувенир. И то и другое, конечно, строжайше запрещается законом, но безнаказанно продолжается.

Нечего и говорить, что рассказ о том, что происходит на озере Алаотра, поверг нас всех в уныние. Но боюсь, такое происходит по всему Мадагаскару. Начнем с того, что озеро Алаотра -- крупнейшее на острове -- являлось рисовой житницей страны (а мальгаши потребляют больше риса на душу населения, чем любой другой народ) и худо-бедно удовлетворяло ее потребности в этом злаке. Озеро окаймлено живописной панорамой холмов, когда-то покрытых лесами. Но с годами эта природная защита озера оказалась истребленной под посевы. С исчезновением защищавших землю лесов почва, открытая ветрам и солнцу, подверглась эрозии. За каких-нибудь несколько лет не стало деревьев -- и плодородный слой, словно вода с тающего ледника, стал стекать в Алаотра, приводя его к заиливанию. Озеро стало понемногу исчезать. Теперь этот регион утратил былое значение рисовой житницы, и страна вынуждена приобретать этот продукт за границей, отрывая валюту от своей и без того тощей экономики.

Не следует винить мальгашский народ. В глазах крестьянина расчистка участка леса выглядит не экологическим самоубийством, а средством отвоевать еще кусочек сельскохозяйственной земли, которая прокормит его несколько лет. Срубленные деревья предаются огню, а оставшаяся зола вскормит почву -- так поступали праотцы, почему он не может? И как ему объяснить, что поколение праотцев насчитывало впятеро меньше людей, чем теперешнее, и что такое хищническое использование щедрот природы обречет на смерть его правнуков...

Чем ближе мы подлетали к Амбатундразаке, самому крупному городу на озере Алаотра, тем большую скорбь навевал вид под крылом самолета. Тянущаяся на многие мили холмистая земля, когда-то покрытая лесами, теперь была голой и изуродованной бесчисленным множеством морщин -- первых признаков эрозии, обеспложивания почвы. За три четверти часа полета мы не видели ничего, кроме этого леденящего душу пейзажа.

-- Летим будто над Сахарой,-- сказал я Ли.

-- Так вот как появилась Сахара,-- откликнулась она.

Мы приземлились на травяную полосу, и самолет, немного покатавшись по земле, подрулил к небольшому сооружению, которое прежде заключало в себе диспетчерскую башню, бар и багажное отделение, но в настоящий момент все это было закрыто. Никаких признаков того, что Мианта вышел нас встречать,-- я опять задумался, не мифический ли это персонаж. Мы выволокли нашу поклажу из здания аэровокзала (если, конечно, его можно так назвать) и вгляделись в даль исчезавшей в тумане за деревьями грязно-бурой изрытой дороги, покрытой блестящими лужами (очевидно, ночью прошел ливень), но вновь не обнаружили никаких признаков Мианты. Тут наш взгляд упал на видавшее виды такси, в котором сидели дородная мальгашка, ее столь же дородная дочка и ребенок.

-- Давай отправимся в центр города и вышлем оттуда поисковые партии,-- предложил я Ли.

-- Попросим-ка этих красоток потесниться.

Расточая добрые взгляды и широкие улыбки, они пригласили нас в машину, где было еще достаточно просторно. Мы выехали на дорогу, поминутно залетая в ямы; машина протестующе скрипела всеми своими пружинами. Бурая вода брызгала из-под колес, словно кровь. Так мы проехали с четверть мили, подпрыгивая, как на трамплине, и постигая самые интимные подробности личной жизни дородной леди, как вдруг нас нагнала другая машина -- в ней сидел отчаянно жестикулировавший Мианта. Остановившись посреди отливавшего красным оттенком кривого зеркала огромной лужи, мы пересели в другую машину, обменялись комплиментами, и Мианта, рассыпавшись тысячью извинений, повез нас в отельчик.

Это было крупное, по мальгашским стандартам, здание, которое содержали китаец и его жена-мальгашка. Окна отельчика выходили на расположенный по другую сторону дороги городской рынок под открытым небом. Прелестный вид, только одно "но": хочется спокойно посидеть в баре, а в окна доносится галдеж с рынка, не смолкающий от зари до зари.

Мне тут же бросилось в глаза, что все женщины ходят в шляпах. А так как я вообще люблю женщин в шляпах, то я был очарован. Шествуя мимо ваших окон, элегантные малагасийские леди, завернутые в пестрые куски ткани, называемые ламба (в которых они носят и своих детей, привязывая к спине), дарят вам милые взгляды из-под широких полей изящных соломенных шляп. У самых юных, конечно, нет еще детей -- их ламба плотно обтягивают тело, подчеркивая каждую соблазнительную выпуклость, а большие глаза, смотрящие из-под широкополых шляп, подобны черным тутовым ягодам. Волшебное зрелище, но я, прямо скажем, не ради этого сюда приехал.

У нас была большая комната, полная совершенно ненужной мебели, а что касается кровати, то она, верно, была изготовлена с расчетом на какого-нибудь святого великомученика. На такой кровати не то что заниматься любовью, но и выспаться проблематично. Окна были зарешечены, что придавало нашему жилью легкий налет средневекового замка; впрочем, по малагасийским стандартам, все это вполне тянуло на трехзвездочный отель.

Как только мы приехали, я тотчас же ощутил резь в желудке, как это обычно случается в тропиках. Но боль в желудке может быть и терпимой, эта же была совершенно несносной. Проглотив лошадиную дозу лекарств, я тешил себя надеждой на лучшее, потому что мне необходимо было быть в форме. Как нас научил Мианта, первое, что следовало сделать,-- представиться обоим президентам обоих округов по обе стороны озера, на территории которых нам предстояло действовать.

Наш друг справился и с задачей обеспечения нас транспортом для поездок по окрестным деревням. Он нанял латаный-перелатаный драндулет, явно уведенный с какой-нибудь автомобильной свалки. За рулем -- худощавый дылда мальгаш с диковинным именем Ромул. Все дверные стекла были опущены вниз, а ручки, с помощью которых их можно было бы поднять, были отвинчены; куда-то исчезли и "дворники". Одну из задних дверей заклинило, перед и зад были в таком состоянии, будто машина регулярно налетала на всем ходу на кирпичную стену; шины лысые, как головы стервятников, а отпаявшаяся выхлопная труба жутко скрежетала о землю во время движения. Но, как бы там ни было, мотор работал -- пыхтел, зудел, ворчал, тарахтел, подчас и с перебоями, но работал.

В таком-то экипаже мы отправились в нашу первую загородную поездку на встречу с президентом одного из округов. Он оказался высокообразованным энергичным человеком, и, когда обменялся с нами рукопожатиями, мы поняли, что он недаром достиг такого поста. Ли подробно рассказала президенту о нашей миссии, и ему явно импонировало не только блестящее знание моей супругой французского языка, но и ее личность. Он бросил мне один-два дружелюбных взгляда, но все остальное время смотрел на Ли не отрываясь и в конце концов сказал, что готов ради нас на все. Я чувствовал, что если бы Ли попросила у него озеро Алаотра в подарок, он ей отдал бы не глядя. Мы пожелали ему всего наилучшего и покатили к западному берегу на встречу с президентом другого округа.

Поездка была удручающей. Бесконечные холмы, окружавшие озеро, были голы, а плоские территории, что раньше являли собой водную гладь или плодородные рисовые поля, теперь оказались засорены илом или вообще безжизненны. На произраставшей кое-где сорной траве паслись редкие стада зебу или кормились одинокие гуси. Мы были в отчаянии. Но вот на горизонте показалось озеро и заросли тростника, где могли найти пристанище лемуры, среда обитания которых столь безжалостно уменьшилась.

Деревня Ампарафараволо оказалась довольно крупной и с виду благополучной: глинобитные дома, крытые тростником, соседствовали с кирпичными общественными зданиями. В одном из них, как нам сказали, находилась приемная президента. К сожалению, сам он присутствовал на заседании и не мог уделить нам внимания, но, как нам сообщили, его заместитель примет нас в половине третьего.

В это время смягчающее действие антибиотиков кончилось и я почувствовал, будто у меня в желудке взбесился крокодил. Близость сортира стала проблемой номер один. Посему мы отправились в местный отельчик, где нас ждал хоть и неаппетитный, но подобающий завтрак.

Когда пробило половину третьего, мы опрометью бросились в кабинет вице-президента. Это был высокий, стройный мальгаш с седыми, словно с мороза, волосами, одетый в безупречный белый костюм, с веселым красно-желтым, будто букет орхидей, фуляром, повязанным вокруг шеи. Остроте складок на его брюках мог бы позавидовать нож гильотины. Он вежливо выслушал Ли, объяснившую нашу задачу, но было ясно, что он занят собой больше, чем кем бы то ни было на свете. Это был самый отъявленный бюрократ. Пока Ли разговаривала, за окном дико орал хриплым голосом петух, давая понять, кто хозяин на его территории, а за стеной некто пытался выводить на гармонике "Тихую ночь", но каждый раз срывался на втором такте. В конце концов наш друг в белом костюме сказал, что будет польщен снабдить нас письмом, которое, по его заверению, откроет нам все двери. Он вызвал машинистку и, когда она покорно села подле, накатал огромнейшее письмо и отдал ей печатать. Она унесла письмо с собой, и мы услышали, как она начала выстукивать одним пальцем.

К тому времени колики в животе перешли за все мыслимые пределы, и мне хотелось только одного: в сортир. Поняв, что письмо будет печататься чуть ли не до второго пришествия, я набрался смелости и спросил: где здесь этот -- ну, как бы это поделикатней -- кабинет задумчивости? Меня проводили в заднюю часть здания (тут мне попался на глаза тот самый хриплоголосый петух; он посмотрел на меня с презрением) и указали на шлакоблочное сооружение размером чуть больше буфета. Я открыл дверь и отпрянул: такой антисанитарии не потерпел бы, наверно, и владелец самой захудалой греческой таверны. Две цементные ступени и углубление в земле -- вот и все удобства. Из дыры доносились зловещие жужжащие звуки, словно там приютилось по крайней мере двадцать миллионов мух; кроме того, здесь нашли пристанище самые крупные черные тараканы, каких я когда-либо видел. Они были на порядок длиннее моего большого пальца, отливали шоколадом и бронзой, плавно скользили и блестели, словно только что покинувшие цех "роллс-ройсы". Между тем кто-то все продолжал наяривать на гармошке "Тихую ночь"; ему вторил окончательно одуревший петух. Ни тот, ни другой не попадали в такт.

Из сортира я прямиком направился в офис вице-президента, у которого наконец было готово письмо. Сияющий чиновник подписал его, и мы уже готовы были отбыть с победой, как вдруг его бдительный взгляд заметил промашку: фамилия вашего покорного слуги везде была написана с одним "р". Бедной обруганной секретарше пришлось выстукивать все сызнова, а нам покорно сидеть и ждать. За стеной все так же плакала невидимая гармоника, срываясь на втором такте, и прошла, казалось, целая вечность, прежде чем письмо было отпечатано, вычитано, подписано и отдано нам. Вся процедура отняла у нас полчаса времени, а письмом так ни разу и не пришлось воспользоваться.

Между тем Мианта выведал по каким-то таинственным каналам, что у его кузины, живущей в деревне в трех милях отсюда, обитает кроткий лемур; туда мы и отправились выяснить, сколь правдивы эти сведения. Как только мы добрались до места, Мианта вышел из машины и исчез, как струйка дыма, чтобы вскоре вернуться с триумфом и с корзиной из прутьев, в которой съежился от страха молодой лемур. Выяснилось, что кузина Мианты видела в тот день на рынке штук пять лемуров, продаваемых как деликатесное кушанье, и выложила за этого колоссальную сумму в семьдесят пять пенсов, намереваясь приготовить великолепный ужин для мужа. Выплатив ей убыток, мы популярно разъяснили, сколь беззаконно убивать, ловить и есть этих животных, о чем она понятия не имела и узнала с удивлением.

Вот типичный пример, когда исчезающий вид оказывается под охраной лишь на бумаге. Такое бывает не только на Мадагаскаре, так происходит во всем мире. Закон-то принимается, но не доводится до сведения местных жителей, а средств на создание инфраструктуры, чтобы обеспечить его действие, нет. В итоге, при самых благих пожеланиях, закон остается бездействующим.

Бедное создание было столь напугано, что я решил не подвергать его еще одному стрессу и не пересаживать в свою корзину из той, в которой его принесли. Ли села в машину, поставила корзину с лемуром на колени и крепко прижала крышку на случай, если пленнику придет в голову вырваться на свободу. Я решил, что, ввиду моего довольно опасного состояния здоровья, следует вернуться в отельчик, где все же имелись более или менее сносные удобства. Наша кибитка снова затарахтела в сгустившихся сумерках, как вдруг на середину дороги внезапно выскочил мужчина и стал отчаянно размахивать руками, точно крылья мельницы. К счастью, тормоза на Ромуловой тележке каким-то чудом оказались в исправности, и все же мужчина был в такой близости от смерти, какой я никогда бы себе не пожелал. Он сообщил нам, что в деревне примерно в четверти мили отсюда имеются три пойманных лемура.

Скрепя сердце я дал знак Ромулу свернуть с главной дороги. Потрясясь еще немного по камням и кочкам, мы въехали на главную площадь довольно большой деревни и встали. Было решено, что Ли с ее отличным знанием французского пойдет и разведает насчет лемуров, а затем доложит мне о наличии таковых. Она переставила корзину с нашей первой добычей ко мне на колени и упорхнула выполнять задание. Наши помощники последовали за ней.

Я сидел, держа корзину с лемуром на коленях, а тем временем машину мгновенно, неким таинственным образом обступила толпа из двух сотен мальгашских детей и тридцати гусей. Тут же обнаружились два неприятнейших обстоятельства: во-первых, проснулся лемур и решил во что бы то ни стало вырваться на волю, а во-вторых, боли в животе сделались особенно мучительными. Мне нужно было срочно выйти по делам, иначе меня ждала неминуемая смерть, но вопрос был в том, как удержать зверюгу. Если я отпущу крышку, он тут же вырвется, а поднять стекла машины было невозможно. Выплакать мою тоску было некому -- мальгашская ребятня, с изумлением разглядывавшая странного бородатого вазаха (так мальгаши зовут белого человека), словно пришельца с Марса, разумеется, говорила только на своем родном языке, а его-то как раз я не выучил. С не меньшим интересом, чем дети, меня разглядывали гуси, при этом негромко гогоча; но, сами понимаете, Рим спасли, а меня -- никак.

Окруженный морем очаровательных смуглых лиц, удивленно распахнутых черных глаз размером с блюдце, я проклинал себя под гоготанье гусей за то, что выгляжу таким идиотом. Между тем лемур удесятерил усилия, а резь в желудке достигла такой мощи, словно кто-то орудовал там бензопилой; пора было что-то предпринять.

"И на кой шут,-- ругал я себя,-- ты со всем этим связался! Седина в бороду, а воображаешь, что у тебя сил, как у двадцатилетнего. Играл бы себе в гольф, как все порядочные люди в твоем возрасте, или вырезал бы фигурки из мыла. На черта было пускаться в такой мучительный путь? Зачем женился на молоденькой, которая все подстрекает тебя к опасным странствиям? Не проще ли плюнуть на все да наложить на себя руки?"

Тут я сообразил, что если покончу с собой, то упущу зверюгу. Круг замкнулся. Прервав на сем философические размышления, я вдруг увидел Ромула на другом конце деревни и, не думая о последствиях, высунул голову из машины и заорал благим матом:

--Ромул!!! Сюда!!! Живо!!!

Удивление на детских лицах сменилось ужасом. С дикими воплями ребятня брызнула в разные стороны, ища убежища кто в закоулках, кто за дверями хижин, словно большой белый вазаха был самим дьяволом, жаждущим их крови. Вслед за детьми в панике разбежались гуси, клаксоня, словно старые машины, и воздев крылья, точно трубящие ангелы. Иные из гусей забегали в хижины и тут же с шумом изгонялись наружу. Вот уж не думал, что могу произвести на детей и зверей такой эффект. Тут подскочил встревоженный Ромул.

-- Месье,-- проговорил он, задыхаясь,-- что вам?

-- Жену ко мне, быстро! -- ответил я.

Он бросился на поиски и через несколько секунд притащил испуганную Ли.

-- Что случилось? -- спросила она.

-- Живот... А тут еще эта тварь пытается вырваться...-- пробормотал я.-- Пересади его в нашу корзину! Ну почему мы не сделали этого сразу?

Наконец дело было сделано, другие дела тоже, но и по сей день меня не отпускает мысль, что жуткий образ бородатого рычащего вазаха запечатлелся в памяти несчастных детишек на долгие годы. Жалею, что так произошло (право, белые люди достойны лучших воспоминаний у туземцев), но поймите, в каком я был состоянии.

* * *

Мы вернулись в отельчик и втихомолку пронесли лемура в номер. По опыту многих лет я знаю, что в иных гостиницах вам не разрешат держать в номере бородавочника и устроят скандал, если вы соберетесь поселить в ванне змей. Прямо скажем, близорукая политика, способная отбить у владельцев таких гостиниц клиентуру. Так что самое правильное -- затащить животное в номер подальше от глаз администратора. Но это не всегда удается. Как-то с хорошенькой горничной-латиноамериканкой случился сердечный приступ, когда она обнаружила у меня под кроватью не любовницу, таящуюся от жены (что там считается обычным делом), а детеныша гигантского муравьеда.

Лемур, которого мы теперь могли рассмотреть как следует, оказался размером с небольшую кошку. У него была бронзово-зеленая шкура, большие золотистые глаза и огромные лапы. На обратном пути мы сделали остановку, и Мианта нарезал ему на корм сочного тростника и папируса. Ли накрошила туда морковки и банана. Чем раньше приучишь зверюшку есть что дают, тем легче будет ваша задача. Где мы, к примеру, найдем на Джерси этот сорт тростника и папирус? А морковки там сколько хочешь, да и бананы найдутся. Следовательно, чем быстрее приучишь зверька к морковке и бананам, тем лучше. Но только Ли открыла дверцу клетки, чтобы дать лемуру продегустировать приготовленное ею блюдо, как зверек забился в угол, встал на задние лапы, вытаращил глаза и раскрыл передние лапы, как если бы хотел обнять свою благодетельницу.

-- Не скажу, что этот лемур очень кроток,-- заметил я, когда зверек затявкал на Ли, словно испуганная собачонка.

-- А что ты хочешь от бедняжки? -- возразила Ли.-- Как бы ты вел себя, если бы оказался на волосок от смерти в кастрюле?

Крыть было нечем.

...Ли отправилась на базар купить нашему подопечному свежих фруктов и овощей, оставив меня сидеть на нашей факирской кровати, поглощать пачками антибиотики и запивать их стаканами шотландского виски. Едва в номере воцарилась тишина, я услышал, как в клетке сначала заскребли когтями, а затем раздалось довольное похрустывание. Это очень обрадовало меня -- случается, что проходят сутки, а то и больше, пока вновь пойманный зверек оправится от шока и начнет есть. Если голодовка затянется, зверька необходимо выпустить. Но если он сразу начинает есть -- значит, скоро привыкнет к неволе.

Нахрустевшись вдоволь, лемур принялся обнюхивать клетку, издавая еле слышные звуки, напоминающие мяуканье; затем последовала долгая тишина. Вдруг он начал издавать весьма странные звуки, похожие на "юрп", как будто кто-то вынимал пробку из маленькой бутылки. Я даже подумал, не положила ли сердобольная Ли в клетку бутылочку шампанского. Но звук, напоминающий открывание бутылки, повторялся снова и снова с регулярными интервалами, и тогда я подумал, уж не является ли это у лемуров коммуникативным сигналом. В густых тростниках звук, напоминающий выдергивание пробки, возможно, наилучшим образом позволяет животным поддерживать контакт, оставаясь друг для друга невидимыми.

Наблюдая за нашими лемурами, я поразился, какой у них богатый язык: звуки, напоминающие выдергивание пробки, кошачье мяуканье и мурлыканье, собачье тявканье и даже ворчание, как у лилипутского тигра. На следующее утро мы, к своей радости, обнаружили, что звереныш съел весь предложенный ему запас растительности, а также немного моркови и полбанана. Когда Ли кормила его, он по-прежнему таращил на нее глаза и разевал рот, стоя на задних лапах и раскинув руки, но уже не тявкал. Что мы сочли еще одним добрым знаком.

Мианта сообщил нам, что завтра Ромул отвезет нас на восточный берег озера, где больше деревень и где есть надежда найти пару нашему лемуру, а возможно, и другие экземпляры.

Глава 2

ПОТОК ЛЕМУРОВ

На следующее утро, завтракая яичницей пополам с антибиотиками, я наблюдал из окна ресторана за уличной толпой. Ромул прислал известие, что его механическая повозка поломалась (в чем не было конечно же ничего удивительного), и попросил немного подождать. Таким образом, в моем распоряжении оказался еще час на любование базаром, от которого я не отводил глаз с четырех утра и который теперь был в самом разгаре. К этой толчее присоединилась и Ли в поисках корзин с крышками для зверьков, которых нам предстояло поймать, а я наслаждался тем, что делал зарисовки. Наблюдая за мальгашскими женщинами, я постиг, сколько функций у предмета одежды под названием ламба.

Ламба -- кусок хлопчатобумажной ткани размером четыре на восемь футов, покрытый самым изощренным и многоцветным узором. У других народов этот предмет одеяния называется саронг, и я помню, как в годы моей юности его носила мисс Дороги Леймур, но сугубо с целью оттенить свои соблазнительные прелести. У жительниц же Амбатундразаки ламба может служить и более практическим целям. Во-первых, плотно завернувшись в нее, можно привязать к себе и ребенка - со стороны это выглядит так, будто у женщины чрево со спины. Если у вас нет ребенка, можно переносить небольшие кули с рисом, цыплят и уток, завтрак и обед, в конце концов. Она может служить и платьем, и плащом, и накидкой от солнца, и набедренной повязкой; ею можно тепло укрыться на ночь, и наконец,- но не в последнюю очередь,- она просто сделает вас прелестней.

Мальгашки миниатюрны, хорошо сложены, и я нахожу их походку грациознее, чем танец любой виденной мною балерины. Это отчасти объясняется тем, что мальгашки с детства приучаются носить поклажу на голове. Дух захватывает, когда любуешься этими прелестницами в кокетливо надетых набекрень сияющих на солнце белых соломенных шляпах и ламба всех цветов радуги, облегающих соблазнительные выпуклости тела. Поражает и то, какую тяжесть они могут переносить на голове; удивительно, что их тонкая шейка не ломается, словно стебелек цветка. Однажды я стал свидетелем, как такая красавица переносила на голове корзину, полную сладкого картофеля; чтобы водрузить на голову эдакую тяжесть, понадобилась помощь двух ее друзей. Но как только, к удовлетворению мальгашки, груз был водружен куда положено, она плавно двинулась с места и поплыла по дороге, словно шар по гладкой поверхности льда. Забавную картину представляла собой другая леди, у которой на голове была огромная корзина с двумя гусями. Корзина скрывала птиц почти целиком, и я всласть посмеялся над зрелищем двух крякающих голов, торчащих из корзины.

Пока я дожидался в баре, к жене хозяина гостиницы, которая была здесь за барменшу, тянулась вереница людей, и всяк предлагал что-нибудь на продажу: кто жестяной чан рыбы, кто связку кудахчущих кур, несомых вниз головой, кто заднюю ногу зебу, кто десяток-другой яиц. Мадам тщательно инспектировала каждое предложение и либо отсылала продавца на кухню, либо отмахивалась рукой в знак отказа.

За наблюдением этой удивительной и красочной сцены меня застали наши друзья Араминта и Эдвард, которые решили взять отпуск и поехать с нами. Страстно болея за наше дело, они надумали посмотреть, как собирается коллекция животных. Двоюродный дедушка Эдварда, Герберт Уитли, основавший и построивший зоопарк в Пейнтоне в Девоншире, в свое время покупал у меня множество видов для своей коллекции. Это был замечательный натуралист и большой оригинал из той породы людей, которая встречается, наверно, только в Англии. На удивление чуткий ко всему живому, он умудрялся разводить у себя в зоопарке такие виды животных, каких никому другому не удавалось даже сохранить живыми в неволе. Эдвард внешне во многом походил на своего двоюродного деда: такой же высокий и крепкий, с такой же походкой с легким наклоном головы, с теми же выступающими скулами; он одаривал каждого зазывным невинным взглядом, будто искал партнера на партию в теннис. А у Араминты глаза были темные с поволокой, и взгляд у нее был добрым и пытливым. Она как нельзя лучше подходила своему пышущему здоровьем спутнику - как, впрочем, ей подходило и это чудесное викторианское имя, сейчас, к сожалению, вышедшее из моды.

Случился, к несчастью, конфуз. Когда два дня назад я вышел встречать их, сильно уставших после перелета, Араминта подцепила-таки от меня одну из тех инфекций, которых я успел набраться в тропиках. Впрочем, она готова была простить мне эту оплошность при условии, что я нареку первую пару пойманных лемуров Араминтой и Эдвардом, на что я, разумеется, с радостью согласился. Случалось вам покупать барометр-метеобудку, из которой, в зависимости от погоды, появляются то солнечный, то дождевой человечек? Так и мы с Араминтой по очереди то скрывались за дверями "кабинета задумчивости", то появлялись вновь...

- Как вы себя чувствуете сегодня? - спросил я.

- Превосходно! Превосходно! - ответил Эдвард, пышущий здоровьем и молодым задором. Араминта же только кинула мне холодный взгляд.

- Как ты насчет позавтракать? - сказал Эдвард, вопрошающе глядя на нее.- Можно бифштекс и яичницу из трех-четырех яиц. Вкусно!

- Да нет, спасибо,- молвила побледневшая Араминта.- Мне бы только чашечку чаю.

- Какая у нас программа на сегодня? - спросил Эдвард, поглощая бифштекс с жадностью льва.

- Не знаю,- ответил я.- У Ромула авто полетело.

- Полетело? - спросил Эдвард.- Я-то удивляюсь, как эта штуковина вообще ходит! Должна же когда-нибудь и поломаться.

- Он обещал починить примерно через час,- ответил я.- Чем пока займемся?

- Пойдем за рождественскими покупками,- сказал Эдвард.

- Как, здесь? - удивился я.

- В Англии у нас не будет на это времени,- объяснила Араминта.- Посмотрим, что предложит здешний рынок.

- Можно гуся, а можно курицу,- порекомендовал я,- или хотите поросенка? Я, кстати, видел пять молочных поросят, все разных цветов; как раз влезут в твой рюкзак.

- Спасибо, но мы лучше пробежимся по рядам корзин и тканей,- с достоинством ответствовала она.

Я продолжал наблюдать рынок из окна, а друзья отправились за рождественскими покупками в столь неожиданном месте. Вскоре они вернулись, нагруженные множеством самых ярких ламба и корзинами всех видов. Одни круглые и пузатые, с крышками; другие квадратные; третьи вытянутые, как башни; здесь, в деревнях, расположенных по берегу озера, плетут лучшие на всем Мадагаскаре корзины - изящные, похожие на хрустящее печенье, прочные и блестящие, с самыми интригующими разноцветными орнаментами. Пока мы изучали эти чудесные произведения искусства, вернулась Ли, которая тоже накупила корзин - не столь художественных, как у Араминты, но тоже ничего.

Наконец-то объявились Ромул и Мианта, рассыпаясь в извинениях, и мы отправились к восточному берегу озера. Поездка оказалась отнюдь не столь удручающей, как в первый раз. Здесь было довольно много леса, в том числе и на фермах, тогда как в поездке по западному берегу озера если нам и удавалось встретить дерево, мы кланялись ему, как другу после долгой разлуки.

В первой же деревне нам улыбнулась удача. Едва мы остановились на главной площади, Мианта исчез, как утренний туман, и десять минут спустя вернулся, таща корзину с крошечным кротким лемуром. Это было одно из самых милых маленьких существ, которых мне доводилось видеть. Притом что он спокойно помещался в кофейной чашке, у него была крупная голова и большие руки и ноги. Мы намеревались собирать только подросшие и взрослые экземпляры, но нельзя же было оставлять беззащитное существо в руках прежних владельцев. В корзине был только кусок грязного перезрелого банана, но я был уверен (как бы его хозяева ни пытались доказать обратное), что ему еще требуется материнское молоко, а такая диета, как перезрелые фрукты, скорее всего убьет его. Мы отдали за него символическую сумму и доходчиво разъяснили владельцам закон: разве они не знают, что убивать и ловить этих животных запрещено? Как же, говорили они, мы все это знаем, но раз никто за этим не следит, зачем же соблюдать? Такое отношение, с которым сталкиваешься по всему свету, ставит под удар всю природоохранную деятельность.

Мы уже собирались ехать дальше, когда нам помахали рукой и предложили еще трех крошечных лемуров. Они были чуть старше первого, но я подумал, что этим тоже еще требуется молоко, хотя они уже способны усваивать и другую пищу. Естественно, мы не могли оставить этих беспомощных существ под угрозой смерти и купили, не забыв прочесть прежним владельцам лекцию на тему "Лемур и закон". Теперь у нас было уже четыре лемура-детеныша.

Всякий раз, когда мы покупали животных, мы платили за них чисто символические деньги - не из жадности, а чтобы не поощрять дальнейшую охоту на них. И в каждой деревне мы терпеливо и популярно разъясняли публике закон и демонстрировали документы, подтверждающие, что мы проводим работу с разрешения малагасийского правительства и собираем лемуров с целью разведения. Сколько из сказанного нами до них дошло, не знаю, но мы были щепетильны в этом вопросе как нельзя более.

Мы двинулись в другую деревню, где имелась небольшая аптека; там мы надеялись приобрести шприц, чтобы с его помощью кормить молоком наших детенышей. Все четверо были здорово напуганы грохотом Ромуловой повозки (равно как и мы), и, добравшись до Андребы и купив там немного молока и шприц, мы сделали часовую остановку, чтобы покормить лемуров. Четыре лемуренка жадно пили молоко, а старшенькие даже отведали бананов, чем весьма нас порадовали. Пока мы кормили лемуров, Мианта снова пустился в бега и возвратился со взрослой самкой на поводке. Она была поймана уже давно и за это время неплохо приручилась. Окрас ее был скучным, зубы разрушены, и вообще у нее был довольно потрепанный вид, но, несмотря на это, мы купили ее. (Как потом оказалось, мы сделали очень нужное дело.) К этому времени четверо детенышей наелись досыта и теперь уже спокойнее воспринимали грохот мотора. Я предложил полным ходом возвращаться в отельчик не только ради благополучия зверенышей, но и ради моего собственного: похоже, что ни один из принятых антибиотиков не возымел действия.

Мы оказались в затруднительном положении. У нас была одна взрослая самка, один подросток и четверо детенышей. Скрыть этот факт от гостиничной администрации не представлялось возможным. Не решившись идти на ковер сам, я послал свою верную Ли к начальству для разъяснения ситуации. К нашему удивлению, хозяин гостиницы и его жена восприняли известие с радостью, сказав, что они обожают животных, и тут же отвели нам номер по соседству, где мы могли содержать наших драгоценных подопечных. Это была небольшая комната с умывальником, столом и гигантской двуспальной кроватью. Мы сняли с кровати все, кроме тюфяка, и тщательно накрыли пленкой. Стол использовался для приготовления корма, а умывальник - для мытья мисок. Животных мы поместили на кровати, а под стол составили корзины с разнообразными фруктами и овощами. В общем, нормальная жизнь гостиницы не нарушилась - не то что в свое время на Корфу, где я снимал фильм и где с разрешения администратора гостиницы (страстного любителя рептилий) я держал в ванне целое стадо водяных черепах. Когда очаровательная горничная-гречанка увидела это зрелище, она издала такой дикий вопль, совершенно как покойная Мария Каллас, наступи она на скорпиона (хотя в последнем случае крик, надо думать, был бы сладкозвучнее).

Проснувшись на следующее утро, я почувствовал, что, если бы кто-нибудь согласился взять у меня весь пищеварительный тракт, я отдал бы не глядя и с приплатой. В результате я сообщил Ли, что не смогу составить ей компанию в лемурных похождениях на озере, а вынужден, прикованный к унитазу, остаться в номере и наблюдать за нашими подопечными. Помимо всего прочего, я заметил, что детеныши нуждаются в частом и регулярном кормлении, особенно самый крошечный. Накормив лемурят досыта, я отправился в гостиничный бар закончить свои дневниковые записи. Меня обслуживала очаровательная миниатюрная мальгашка, говорившая только на своем родном языке. В углу бара стоял огромный цветной телевизор, включенный на полную мощь, и пока я раздумывал, что бы еще заказать из напитков, красавица жадно следила за бесхитростным развитием сюжета французской мыльной оперы, где большая часть сцен происходила в постели и сопровождалась множеством стонов и вздохов.

Перед обедом я снова покормил зверьков. Старшие уже жадно лакали молоко из блюдца, но младшего еще нужно было кормить из шприца. Он напился досыта, повиснув у меня на руке, словно прищепка, и смотрел мне в лицо большими золотистыми глазами. В этом возрасте у лемуров по сравнению с маленьким телом непропорционально большие головы, руки и ноги; смешно наблюдать, как они ходят по гладкой поверхности - походка у них что твой Чаплин. Но когда они лазят по деревьям, сразу видно, как умно приспособлены их руки и ноги. Я поставил рядом на двуспальной кровати клетки с самым маленьким детенышем и взрослой самкой, которую мы назвали Араминта, и был польщен, когда услышал, что они обменивались "хлопающими" звуками.

Я вернулся в бар, где страсти на телеэкране разгорелись с новой силой, и заказал чашку рисового супа как нечто легкое для желудка да несколько плодов манго на десерт лемурам. Бар и ресторан были переполнены, и я счел за благо вернуться в номер, подальше от какофонии голосов, всхлипов и вздохов, доносящихся из телевизора. Поскольку у меня не хватало рук нести и плоды, и дневник сразу, я сделал знак мальгашке помочь. Она взяла дневник, словно священный кубок, и бережно отнесла наверх ко мне в номер. Жонглируя плодами манго, я проследовал за ней. Она благоговейно возложила дневник на стол, стоявший у кровати; я поблагодарил ее словом "мисаотра", что по-мальгашски значит "спасибо", и красавица, кивнув головой и одарив меня ослепительной улыбкой, исчезла. Через несколько мгновений после этого я сообразил, что она механически повернула ключ в двери и заперла меня снаружи.

Сказать, что я был в отчаянии,- значит ничего не сказать. Двери и мебель, выделываемые на Мадагаскаре, не уступают по весу и прочности граниту, так что, если бы я попытался вообразить себя Джеймсом Бондом и выломать дверь, я бы только вывихнул плечо. Взывать о помощи также было бесполезно - самый отчаянный крик неизбежно потонул бы в шуме ножей и вилок и в страстных всхлипах, доносящихся из телевизора. Я оглядел комнату в поисках чего-нибудь, чем можно отомкнуть замок, но ничего не нашел. Я подошел к забранному массивной решеткой окну и закричал что есть мочи в надежде привлечь чье-нибудь внимание, но прохожие только приветливо махали мне рукой, а кое-кто вытягивал ладонь для милостыни. Я сел на кровать, проклиная судьбу,- приближалось время кормить детенышей лемуров, но хуже всего было то, что нужник находился снаружи, в конце коридора.

Тут я вспомнил - мне кто-то рассказывал, что любой замок можно отомкнуть с помощью кредитной карточки. Это прибавило мне надежды. Я вытащил из бумажника карточку "Америкэн экспресс", которую взял с собой неизвестно зачем, так как ее не признают ни в магазинах, ни в гостиницах. Дверь не поддалась. В защиту карточки "Америкэн экспресс" я должен сказать, что замки на Мадагаскаре особенные. Очевидно, они, как и многие другие китайские штучки, были презентованы самим Мао Цзедуном. Массивные и с интригующим орнаментом, они явно не предназначены для того, чтобы от простого поворота ключа взять и открыться или взять и закрыться. Пробьешься несколько недель, пока насобачишься пользоваться. Целый час я бродил по номеру, думая, за что мне такая мука. Можно бы, конечно, просто вывинтить замок, но у меня не было ничего, что могло бы заменить отвертку.

В который раз исследовав замок, я уже смирился с тем, что пробуду в плену до вечера, до возвращения Ли, как вдруг дверь распахнулась и в ней возникла та самая крошка-мальгашка. Одарив меня широкой теплой улыбкой, она так же внезапно исчезла, как и возникла. Ни извинений, ни объяснений, ничего. Заслужил условно-досрочно и будь доволен. Я тут же вынул ключ, чтобы снова не оказаться в плену, и опрометью бросился в гальюн.

Вернувшись, чтобы покормить детенышей, я увидел, что старшенькие в бодром настроении - прыгают по принесенным для них веткам, иногда срываются на пол, а то и задирают малыша, который показался мне весьма забитым. Не то чтобы они нарочно обижали его, просто для них он был неким неодушевленным предметом вроде коряги или банана, что ему было, разумеется, не по вкусу. Он скорбно смотрел на меня. Я мог, конечно, пересадить его в одну из тех тростниковых корзин, что принесла Ли, но чувствовал, что в одиночестве ему будет еще тоскливее. И тогда мне пришла в голову идея. Кроткие лемуры очень коммуникабельные животные и, как это соответствует их имени, не склонны устраивать потасовки с себе подобными. Коль скоро у нас была немолодая самка (которая, как я предполагал, была старше детородного возраста), то почему не предложить ее в приемные матери детенышу? Я не знал, конечно, как старая лемуриха отнесется к моей мысли, но то, что она была почти ручная, облегчало задачу. Я открыл дверцу клетки и впустил к ней лемуренка, а сам изготовился тут же вытащить его обратно, если ей это не понравится. Детеныш лишь увидел лемуриху - и пулей к ней: перелез через голову и морду и уютно устроился у нее на груди. Лемуриха, конечно, была ошарашена таким вторжением, но затем, к моему облегчению, обняла его и схоронила в густой теплой шкуре. Молока у нее конечно же не было, и вопрос заключался в том, удастся ли оторвать детеныша от приемной мамаши, когда настанет час кормления. Как я и ожидал, беспокоиться было не о чем. Чуть детеныш попробовал приложиться к ее пустым сосцам, как тут же получил хорошего щипка за такое нахальство. После этого, едва увидев, что дверца клетки открыта и в нее тянется рука Ли со шприцем, полным молока, он тут же бросил свою новую мать и, подобно страждущему в пустыне, завидевшему оазис, кинулся на руки Ли и досыта напился. Разделение труда - мы кормим, лемуриха ласкает и согревает - оказалось блестящим.

Ближе к ночи вернулись наконец оба охотника - уставшие, изголодавшиеся, но все же с триумфом тащившие двух молодых лемуров: самца и самочку в прекрасном состоянии. Накормив и поместив животных в клетки, мы отметили успех. Мы с Араминтой поглощали антибиотики, запивая их виски, остальные накачивались только виски.

Тем не менее ночью я почувствовал себя дурно - температура перевалила за сорок, я обливался потом, как в турецкой бане. Но к утру стало чуть полегче, и мы решили проехаться по деревням, в которых еще не бывали. По пути Мианта уговорил нас свернуть на разбитую колею, и, проехав по ней одну-две мили, мы очутились на вершине холма, украшенной тригонометрической вышкой. Оттуда нам открылось собственно озеро, окруженное тростниковыми зарослями и посевами риса. Озеро не казалось чрезмерно большим, но было очевидно, что прежде, пока в него не смыло плодородный слой разрушающихся почв с окрестных холмов, оно было огромным. Мианта объяснил, что после ливней вода в озере повышается так, что заливает камыши, которые затем уничтожают под посевы риса. Когда же вода в озере спадает, она оставляет после себя лужи - естественные ловушки для рыбы: помимо этого, разлив, само собой разумеется, благоприятствовал урожаю риса, но из-за эрозии почвы озеро Алаотра утратило свою славу рисовой житницы страны. Серьезность ситуации становится понятной, когда сравниваешь цифры роста населения и цифры падения производства риса за последние годы.

Другим впечатляющим, но наводящим грусть фактом в жизни озера стало исчезновение родных для него видов рыбы. Человек, который считает себя умнее матери-Природы, напустил туда чужаков вроде тилапии и карпа, а кончилось тем, что свойственные озеру рыбы исчезли. Никто не знает, сколько вообще исчезло видов малагасийской фауны, потому что никто ее толком не изучал,- иные ушли в небытие, не успев даже получить научных названий.

В соседней деревне Мианта вновь исчез, как Чеширский кот, оставив мне (как некогда Алисе) только память о своей широкой улыбке, но вскоре вернулся, довольный собой, таща три тростниковые клетки и в каждой по молодому лемуру. Теперь встал вопрос, что делать дальше: мы уже превысили квоту в разрешенные нам шесть особей, а оставлять излишек здесь тоже нельзя: ведь в тот же вечер он будет съеден как деликатес обитателями не той, так другой хижины. Мы вернулись в отельчик и устроили военный совет. Сошлись на том, что программа нами выполнена блестяще. Я-то думал, добудем, дай Бог, пару лемуров, а у нас было десять этих великолепных созданий. Мы планировали отослать наш живой груз в Антананариву поездом. Но Араминта и я были по-прежнему в таком состоянии, что могли и не выдержать двадцати часов тряски. Тогда решили, что здоровые члены нашей бригады - Эдвард и Мианта - повезут поездом подросших животных, а остальные полетят самолетом и повезут детенышей.

Ли тащила детенышей каждого в отдельной корзине, завернутой в ламба, а Араминта - корзины, купленные ею к Рождеству. Обе напоминали уличных торговок корзинами. Но, слава Богу, мальгаши, как правило, народ тихий, да к тому же сами часто путешествуют с громоздкой поклажей, так что наш диковинный груз не вызывал у них косых взглядов. Когда мы сели в крохотный самолет и взлетели, я, дабы отвлечься от болей в желудке и пополнить свой запас знаний мальгашского языка, вынул англо-мальгашский словарь. До сих пор я знал по-мальгашски только "здравствуйте" и "спасибо", чего конечно же явно недостаточно для интеллектуального разговора. Но едва я засел за зубрежку, как сразу выяснилось, что гладко только на бумаге.

Мальгашский язык, может быть, изящен с точки зрения самих мальгашей, но европеец находит его полным рокочуще-клокочущих и звенящих звуков - это примерно как бочка с битым стеклом катится по каменной лестнице. Может быть, это всего лишь легенда, но считается, что письменный мальгашский язык был впервые разработан и записан первыми уэльскими миссионерами. Люди, которые крестили у себя в стране города и деревни названиями, состоящими из почти всех букв алфавита, наверняка ощутили себя в мальгашском языке как в родной стихии. Карта Уэльса изобилует такими заковыристыми названиями, как Лланаилдейарн, Лланваирвексан, Лланерксимедд, Пендриндейдрэкс, не говоря уже о Лланвейрпуллгвингиллгогер иксви - риндробллэн-тиссилиогогогокс(В переводе на русский язык это означает: "Церковь Марии пустой белый орешек вблизи быстрого водоворота - церковь святого имени Красной пещеры". Почтовый штемпель ограничивается только первыми двенадцатью буквами, но на обратной стороне каждого письма ставится второй штемпель с полным названием. (Примеч. пер.). Так что миссионеры, которым выпало создать из этих выкрутасов целый язык, облизывались от удовольствия и превзошли самих себя в исхищренностях и длиннотах. Раскрыв словарь наугад на слове "bust", я обнаружил, что по-мальгашски это будет так: "Ny tra tra seriolona voasokitra hatramin ny tratra no ho miakatra". И никаких объяснений, идет ли речь о финансовом крахе или о женских прелестях: по-английски будет и так и так. Если же все-таки речь идет о лучшем украшении женщины, то я представляю, каково несчастному возлюбленному, если он решит начать воспевать красоты своей любезной с этой соблазнительной части тела. Пока он выговорит, зазнобушка просто решит: "Какой грудолюбивый маньяк!" - и пошлет его подальше. В общем, слишком длинный язык для объяснений, а тем более в романтической любви.

Благополучно добравшись до столицы, мы незаметно пронесли животных в отель. Заняли две большие спальни с ванной. Во второй спальне разместили все необходимые принадлежности (складные клетки для животных и тому подобное), и кроме того, она бы нам очень пригодилась в случае прибытия телевизионщиков из "Чэннел телевижн". Эта телекомпания много лет снимала нашу успешную работу в зоопарке на острове Джерси. Шанс заснять настоящую экспедицию по отлову ай-ай явился для них ценным подарком, они ухватились за него обеими руками и грозились свалиться сюда со всеми причиндалами - от кинокамер до генераторов. Подросшие лемуры, отправленные в столицу малой скоростью, также благополучно прибыли благодаря нежной заботе Эдварда и Мианты, и вскоре мы комфортабельно разместили их в зоопарке Цимбазаза. Что же касается детенышей, то ввиду того что их нужно было часто кормить, мы решили пока подержать их в гостинице.

На следующее утро после нашего прибытия я лежал и думал, как же не хочется вставать и кормить малышей, как вдруг из соседней комнаты, где мы их разместили, раздались встревоженные хлопающие звуки; звуки пошли крещендо, но внезапно стихли. Я испугался: что же могло случиться с моими маленькими подопечными? Вдруг в номер прокралась кошка или крыса и теперь с наслаждением доедает наших драгоценных крошек?! Жуткая мысль подняла меня с постели, и едва я раскрыл дверь, как в нее своей чаплинской походкой вошел Эдвард (так мы назвали самого крошечного), поглядывая на меня большими невинными глазами. Каким-то образом он поднял крышку и удрал. Очевидно, он слышал, как мы готовим пищу в соседней комнате, и настроился позавтракать. Но едва я наклонился, чтобы поймать его, лемур в ужасе залаял и бросился к двери,- видно, я показался ему злым великаном или волшебником. Я захлопнул дверь, чтобы не дать ему улизнуть, а Эдвард встал в оборонительную стойку на задние лапы, прислонившись к стене, раскинув руки и вызывающе тявкая на меня. Я подхватил отважного и как только поднял до уровня лица, он тут же принялся играть моей бородой, урча как котенок.

Я посадил лемуренка на постель и дал в награду за смелость кусок банана. Взяв свой драгоценный трофей, он тут же перебежал через лицо Ли и уютно устроился на подушке. Я открыл дверь, чтобы взглянуть, как себя чувствуют соплеменники Эдварда, и увидел, что они затеяли возню на полу. Видимо, они как-то подсмотрели, каким способом Эдвард удирал из корзины, и повторили его подвиг. Мне не стоило никаких усилий собрать компанию в тесный кружок, поставив на кровать блюдце молока, и я возблагодарил Бога, что им не пришло в голову исследовать оборудование, потому что отлавливать беглецов среди рюкзаков и аппаратуры было бы куда сложнее, чем по лабиринту коридоров Хэмптон-Корта.

- Они, конечно, прелестные существа,- сказала Ли, стирая с подушки остатки полуизжеванного банана, в то время как я вытирал на кровати молочную лужу (манеры поведения за столом у этих крошек оставляли желать лучшего),- но я была бы рада сбыть их в зоопарк.

- Я тоже,- ответил я, снимая лемуренка Эдварда с занавески.- Эти постоянные хлопающие звуки создают впечатление, что у нас тут круглосуточно идет попойка.

Тем же утром нам позвонили из зоопарка и сообщили, что рады взять всех лемуров и ухаживать за ними, к нашей радости, назначен Жозеф Рандрианаиворавелона. Он был одним из первых мальгашских студентов, проходивших практику у нас на Джерси, и мы знали, что вся эта шумная орда попадет в надежные руки.

* * *

Много лет назад мне стало предельно ясно, что разводить исчезающие виды животных в неволе лучше всего в стране происхождения. Беда заключалась в том, что во многих из этих стран нельзя было предпринять подобные попытки из-за отсутствия квалифицированного персонала. Это навело нас на мысль основать Международный учебный центр при нашем зоопарке на Джерси. Здесь студентов приучали к рутинной работе по уходу за животными, а также прививали им основные принципы охраны природы и экологии. Некоторым студентам платили стипендии направившие их страны, некоторые получали стипендию от нас. После прохождения курса обучения они возвращались к себе на родину и с нашей помощью организовывали центры по разведению исчезающих видов фауны. Схема возымела колоссальный успех: на момент написания этих строк подготовку в нашем центре прошли 282 студента из 65 стран. У такого обучения есть еще один положительный момент: обращаясь друг с другом, студенты разных национальностей приходят к пониманию, что больные проблемы - скудость средств, непробиваемая бюрократия, тупое правительство, наконец, население, для которого зверь хорош только в кастрюле, а дерево только в виде мебели - есть не только у них в стране. Это порождает в них бесценное чувство товарищества, и, разъезжаясь по родным краям, студенты не чувствуют себя в изоляции. Для поддержания контактов между нашими студентами мы специально для них основали журнал "Солитер" (так называется птица, исчезнувшая с лица земли, как и додо), чтобы они могли узнавать о проблемах и успехах своих коллег. Нам показалось особо ценным, что Жозеф, один из наших первых студентов-мальгашей, возьмет на себя заботу о редкой коллекции.

Наша схема обучения явилась первым шагом в верном направлении, но предстояло сделать гораздо больше. Где в странах происхождения следует организовывать центры разведения исчезающих видов животных? На первый взгляд ответ кажется очевидным: в местных зоопарках. Беда в том, что многие зоопарки во всем мире влачат жалкое существование из-за скудости средств, а подчас и из-за недостатка опыта. Если бы удалось довести эти учреждения до высоких стандартов, тогда они могли бы играть жизненно важную роль в деле разведения исчезающих видов в неволе. Но где взять средства на обновление?

В свою прошлую поездку на Мадагаскар я высказал мнение, что множество крупных, хорошо организованных зоопарков во всем мире должны бы проявить интерес к уникальной малагасийской фауне и изъявить желание посодействовать сохранению всего этого богатства. Состоятельные учреждения могли бы поддержать своих менее благополучных коллег. Совместно с Ли и моей преданной и дальновидной командой на Джерси мы разработали формулу, показавшуюся нам подходящей. Прежде всего следовало создать инициативную группу, и каждый зоопарк, желающий в ней участвовать, должен платить установленную сумму ежегодно. Эти средства помогают встать на ноги местному зоопарку, идут на оплату советов экспертов, обучение персонала, ремонт или обновление клеток.

Когда же спустя несколько лет зоопарк становится на ноги и дела в нем налаживаются, члены группы и сам зоопарк совместно запускают программы разведения исчезающих мадагаскарских животных. Тут есть еще вот какой важный нюанс. Животные и их потомство, выведенное в зоопарках за пределами страны, остаются в собственности правительства Мадагаскара и в любой момент могут быть отозваны обратно. Этот ход мы придумали, подписывая соглашение с малагасийскими властями, чтобы не дать повода для толков, будто другие страны только и жаждут разграбить богатую фауну острова и нисколько не заботятся об интересах родины вида. Этим положением мы стремились завоевать к себе доверие и показать, что ни в коей мере не намерены эксплуатировать зоологическое наследие страны.

Естественно, когда мы обнародовали наш план, к нему выказало интерес множество зоопарков, хотя иной раз мы натыкались и на непонимание со стороны директоров. Так же, как филателист не понимает, как это можно собирать марки, не приобретая их в собственность, так и директора зоопарков не могли понять, как это содержащиеся в зоопарке животные не являются его собственностью. И тем не менее набрался-таки кворум директоров зоопарков, понявших ценность идеи. Так родилась Группа в защиту фауны Мадагаскара (МФГ).

В качестве базы для осуществления первых проектов МФГ мы избрали главный зоопарк Антананариву - парк Цимбазаза, так как в столице создать условия для разведения редких видов животных легче. Это не только благотворно повлияет на животных, уже обитающих в Цимбазазе, но и будет иметь огромное воспитательное значение. Когда Мадагаскар был французской колонией, система школьного обучения разрабатывалась, естественно, во Франции. Мальгашские дети учили про разных там братцев-кроликов, дядюшку Зайца и тетушку Лису, а таких животных нет в лесах Мадагаскара. В то же время лемуры, хамелеоны и черепахи как-то ускользнули из школьной программы. Когда я впервые посетил Мадагаскар в 1970-х годах, единственным источником, откуда мальгашские дети, да и взрослые тоже, могли узнавать о местной фауне, были дрянные картинки на спичечных коробках. Было очевидно, что собрание живой местной фауны в центре столицы имело бы колоссальный образовательный потенциал, тем более что сам парк уже обладал богатой коллекцией автохтонных деревьев и растений. Им управляли наши старые друзья - Воара Рандрианасоло и его жена Бодо, которые страстно любили свое детище и горели желанием превратить его в ценнейшее национальное собрание животных и растений.

Еще до образования МФГ мы несколько лет работали с этой четой, помогая ставить на ноги Цимбазазу. Двое сотрудников этого парка (в том числе Жозеф) проходили обучение на Джерси и вернулись на родину не только с богатым опытом обращения с животными и научными знаниями, но и с тысячью мелочей, необходимых для основания питомника по разведению самых разных животных. Мы посылали в Цимбазазу и своих сотрудников в краткосрочные командировки, но, как правило, из-за финансовых трудностей дело подвигалось медленно.

Находкой для МФГ стала американка Фрэн Вудс, имевшая огромный опыт работы в различных зоопарках. Она была направлена в годичную командировку для совместной работы с Воарой и его штатом на разных этапах развития, чтобы по окончании доложить МФГ об успехах и будущих потребностях зоопарка. Когда мы приехали на Мадагаскар, перед началом экспедиции у нас были долгие беседы с Воарой и Фрэн, вселившие во всех нас уверенность, что через каких-нибудь несколько лет Мадагаскар будет располагать национальной зоологической и ботанической коллекцией, способной сделать честь любому крупному учреждению мира.

* * *

Питомник питомником, а как быть с теми несчастными кроткими лемурами, что еще живут на берегах исчезающего озера? Опыт показал, что очень многие не ведают о том, что зверек находится под охраной; другие знают, но совершенно не считаются с этим, ибо инфраструктура в столь бедственном положении, что бессильна заставить закон работать. Значит, нужна кампания, но какого рода и как воплотить ее на практике? И в этот самый волнующий момент Мианта подал блестящую идею. Дети. Если взрослые могут не слушать закон, то уж детей-то послушают. Идея заключалась в том, чтобы отбирать наиболее способных и одаренных учеников, привозить их на поезде в столицу и читать им лекции на тему защиты природы, водить на экскурсии по парку Цимбазаза и показывать им редких животных и растения. Параллельно с этим мы на Джерси выпускаем красочный плакат, объясняющий необходимость защиты безобидных лемуров, которые не встречаются больше нигде в мире. (Этот факт производил сильное впечатление на всех, с кем мы разговаривали.) Плакат этот предполагалось развесить во всех школах и общественных зданиях, а также дать его детям домой. Правительство отчаянно пытается справиться с проблемами озера Алаотра и спасти его от гибели. Если ему удастся преуспеть в своих усилиях, а нам в наших, то появится шанс спасти и озеро, и лемуров.

...Теперь у нас на Джерси в полной безопасности живет единственная группа лемуров в неволе. Надеемся, что они будут размножаться и мы сможем (по разрешению малагасийского правительства) рассылать их и по другим зоопаркам, чтобы не держать всех лемуров в одной корзине. Мы надеемся, что наш опыт послужит примером, чего можно достичь в борьбе за охрану природы и обеспечение ее будущего.

Кто дочитает, сразу пишите "ДАЛЬШЕ!" и я продолжу :)

Андрюша просто оболдеть:74:
А вот этот лысый лемурчик он такой и есть на самом деле? без шерсти?
Я когда фотку увидела чуть со стула неупала от испуга:182: Если честно я бы нехотела ночью с ним встретится :)

Цитата:

---

Сообщение от Ксюша

Андрюша просто оболдеть :)
А вот этот лысый лемурчик он такой и есть на самом деле? без шерсти?
Я когда фотку увидела чуть со стула неупала от испуга :) Если честно я бы нехотела ночью с ним встретится :)

---

Так местные аборигены на мадагаскаре в старину думали, что ай-ай это не животное, а злой дух, но прочитав Дарелла вы убедитесь, что он милейшая крошка :) Лысенькие деточки, а как вырастает набирает оволосение - в видеоролике видно.

Не Андрюша вы меня конечно извените, но этот Ай-ай действительно ай-ай ну он страшненький немного чем обычный лемурчик :) А у лемура Лори и других видов тоже такой длиный палец есть?

Цитата:

---

Сообщение от Ксюша

Не Андрюша вы меня конечно извените, но этот Ай-ай действительно ай-ай ну он страшненький немного чем обычный лемурчик :) А у лемура Лори и других видов тоже такой длиный палец есть?

---

Длинный пальчик только у руконожек, а ай-ай единственный вид этих существ на земле :) Пальчик нужен чтобы вырягивать вкусных личинок :) А вы знаете, что личинки - это первые конфеты на земле ? Древние люди пили с ними чай ;) Посмотрите в ролике с каким наслаждением ай-айка кушает личинку :)